Делюсь с уважаемыми аммонитянами своим новым романом «На волне русалки». Один из главных героев — художник-палеореконструктор. Соответственно, в романе имеется некоторое количество палеонтологических эпизодов. Почитать и скачать (бесплатно и целиком, а не только ознакомительный фрагмент) можно по ссылке.

Планета Земля, конец XXI века. Людям чудом удалось избежать экологической катастрофы. Границы государств навсегда стерты с карты, а все вокруг пронизано излучением, делающим невозможным любое насилие. Люди живут в условиях жесткой экономии ресурсов, но возможность передачи образов и мыслей на любые расстояния отчасти компенсирует сложности перемещения...

Художник и палеонтолог Бек Берштейн размышляет об альтернативных путях эволюции. Сконструированный им мир мог возникнуть через два миллиона лет после экологической катастрофы, если бы она произошла. Суша здесь — бескрайняя пустыня, а Океан населен разумными русалками — кэлма. Честность, доброта и другие человеческие качества для кэлма — элементы физиологии, а не морали. Да и о душе им известно поболее нашего. Похоже, им есть, чему нас научить... Вот только — пришло ли время?

Один из «палеонтологических» отрывков:


Бек направлялся к своему рабочему кабинету, но дойти до него так и не успел. В заставленном коробками коридоре его перехватил Лео.


— Привет! У меня для тебя отличные новости. И тебе, кажется, сразу в препараторскую, — Лео протянул руку и усмехнулся.

— Привет! А что случилось?

— Да так, ничего... Илленус у тебя классный в прошлом эфире ползал. Цветастенький такой, помнишь? А вчера к нам дирижабль прилетел со свежими зверушками. Прямиком с берегов Волхова. Глянуть не хочешь?

— Хочу, конечно. Но лучше химикам их сперва отдай. А то знаю я твоих зверушек: «Вот из камня торчит кусок пигидия. А из того, кажется, глабель проглядывает. Но не факт, что от того же трилобита. А здесь — вообще какая-то неведомая фигня торчит». Я в современных методах не силен, сам знаешь...


Разработанный препараторами музея химико-томографический метод позволял извлекать из породы окаменелости буквально за считанные часы. Раньше на это уходили долгие недели работы сперва отбойником, потом глазным скальпелем, затем — заточенной иглой под бинокуляром, а за каждую ошибку приходилось расплачиваться неизбежными утратами...


— Химия — штука хорошая, — согласился Лео. — Но на них, кажется, следы прижизненной окраски. Реагенты наверняка их разрушат. Находка, насколько я знаю, уникальная, раньше таких не было.

— Прижизненная окраска, которой почти полмиллиарда лет? Не шутишь? Может, соли какие-нибудь так кристаллизовались?

— Сперва мы тоже так подумали. Но уж больно рисунок на всех одинаковый. Пока предположили, что это какие-то водоросли. Которые на светлых участках панциря селились, а на темных нет. Ну или наоборот. Они-то и оставили после себя следы. Я тебе на стол парочку положил, и электрогравер рядом. Ты же вроде один у нас этим старьем владеешь?


Бек кивнул, развернулся и почти побежал в сторону препараторской.


Придирчиво осматривая разложенные на столе куски сероватого известняка, Бек проверял, как они стыкуются между собой. Два трилобита в пяти кусках породы — вполне нормально, бывает и хуже.

Перед тем, как склеить камни для дальнейшей обработки, Бек принялся придирчиво осматривать сколы, делая пометки маркером на известняке, чтобы легче было разобраться. «Рах. лев.» — рахис, левая сторона. «Ш!» — осторожно, щечный шип! «Тр 4 мм» — четырехмиллиметровый слой трухи из обломков панцирей, не тратить на нее время.

Неужели правда прижизненная окраска? Тогда Беку чертовски повезло! Он действительно проводил эфир с участием Illaenus tauricornis — довольно крупных, с кулак, обтекаемых трилобитов, совершенство форм которых подчеркивали два изогнутых, будто рыболовные крючки, щечных шипа. Когда такая зверушка сворачивалась для защиты, хищнику не так-то просто было полакомиться бронированным шаром, из которого торчали длинные острые крючья.

Но главное было не в этом. Он не спешил пока обнародовать свое открытие, поскольку сам должен был все проверить... Но, пользуясь своей неясно, работающей или нет «машиной времени», Бек сумел, перебрав десятки неудачных вариантов, подобрать такую окраску, что зверушка зашевелилась и поползла! Не в мире виртуальных моделей, а в том, где команды управления временем были разблокированы с помощью паяльника и такой-то матери. И теперь ему представилась возможность проверить, был ли это плод его фантазии, который мог существовать исключительно в созданной его разумом виртуальной экосистеме, или же вполне реальная окраска настоящего трилобита.

Зажужжал старенький электрический гравер. Твердосплавная игла завибрировала, готовая вгрызться в мягкий известняк. Бек повертел в руках образец, высматривая подходящую трещину. Несколько прикосновений — и камень стал почти на треть меньше. Еще одна трещина, верно выбранное направление — и от камня отлетел довольно крупный, с фалангу пальца, кусочек. Бек чертыхнулся: на отвалившемся куске остался фрагмент глабели трилобита. Зато остальная ее часть открылась почти полностью. Слегка обточив обломок, Бек смазал его клеем, поставил на место, прижал и тут же дочистил несколькими ловкими движениями. Открылась еще одна трещина, и часть образца стала предательски покачиваться. Бек выдавил в трещину с помощью шприца клеящий состав и плотно сжал образец в руках.

Легкая часть работы на этом закончилась. Дальше придется расчищать трилобита понемногу, осторожно нащупывая в породе одно кольцо рахиса за другим, плевру за плеврой... На участках, где порода плохо отделялась от хитина или последний был слишком тонок, Бек откладывал гравер и брался за скальпель, иногда слегка смачивая участок водой. Но уже сейчас восторгу его не было предела: он действительно угадал с окраской! Первоначальные цвета, конечно, не восстановить. Однако контуры рисунка, расчищаемые Беком-палеонтологом, удивительно точно совпадали с теми, что получились у Бека-художника.

С илленусом Бек провозился еще пару дней, отложив все другие дела. Зверь был красив. Он находился в полусвернутом положении, будто огибая телом край камня. Несмотря на утраты в центральной части рахиса, которая торчала когда-то из породы, омываемая водами Волхова, сохранность была превосходной. Только изогнутые щечные шипы, выступающие вместе с островками оставленной Беком породы, не давали возможности подобраться к передним плеврам. Конечно, можно оставить и так. Но лучше отделить от породы шипы, расчистить их, а затем вернуть на место.

Действуя поочередно то иглой гравера, то скальпелем, Бек оконтурил каждый шип и начал понемногу подрезать породу под ними. Это была сложная и ответственная операция: одно неверное движение — и хрупкий шип может разлететься на десятки крошечных фрагментов, которые не то, что склеить — найти будет непросто. Поэтому Бек не спешил. Он постоянно промывал мягкой кистью рабочую область и придирчиво разглядывал каждый новый штрих под мощной лупой. Наконец, шипы удалось отделить от трилобита: левый целиком, а правый, хоть и развалился по скрытым трещинам на три фрагмента, все же вполне подлежал восстановлению. Сложив шипы в коробочку, Бек снова взялся за гравер. Быстро убрал лишнюю породу под ними, а затем на минимальной скорости осторожно расчистил недоступные прежде участки. Несколько точных движений пинцета с обмотанными ватой губками — и шипы возвращены на место.


* * *

— Бек, черт тебя дери! Ни за что не поверю, что ты не вырезал этот узор по собственному усмотрению!


Лео был восхищен результатом, однако возможности подколоть Бека обычно не упускал.


— Ну хочешь, на экспертизу отправь, — пожал плечами Бек.

— Будет тебе экспертиза, не сомневайся. Но знаешь... Я почему-то уверен, что она подтвердит подлинность находки.

— Ага... Если только эксперты, заранее убежденные в ее невозможности, не начнут подгонять факты под какую-нибудь готовую версию.

— Ну, из конспирологических версий пока могу выдвинуть только одну. Предположим, ты пару месяцев назад оставил в музее вместо себя двойника, а сам рванул к берегам Волхова. Нашел похожего зверя, тихонько отпрепарировал, срисовал окраску... С помощью гипноза или чего-нибудь там еще направил экспедицию на нужный слой, сел на велосипед и уехал восвояси. А по ночам рисовал где-то в питерских болотах реконструкцию на основе никому еще якобы неизвестной прижизненной окраски.


Сотрудники музея хохотали от души. Это был безусловный триумф: в придуманную только что ради хохмы версию Лео, конечно, не верил.


— И все же: как тебе это удалось? Получается, мы впервые в истории имеем корректную реконструкцию окраски вымершего существа, сделанную до того, как следы этой окраски были обнаружены!

— Не могу сказать. Интуиция, наверное. Я же перебирал кучу вариантов, пытался представить экосистему в целом... Ну, исходя из того, что мы о ней знаем... Плохо, что подтвердить пока ничего не можем.

— Почему же? Тысячи людей видели твою передачу. В архиве музея хранится трехмерная модель этого вида, созданная несколькими днями раньше. И теперь вот есть — то есть, скоро будет — описание находки, которая полностью подтверждает твою реконструкцию. Разве не так?

— Вот именно, что несколькими днями раньше. Иди речь о месяцах или даже годах — и то найдутся сомневающиеся, которые предложат свою, альтернативную хронологию. Просто потому, что ее легче принять. «Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств» — так, кажется?

— Да, именно так говорил в свое время старик Саган... У тебя есть идеи?

— Мы найдем эти доказательства. А пока публикацию по прижизненной окраске илленусов отложим. И описание находки заодно. А то желтая пресса подхватит, а серьезные ученые смеяться над нами будут.

— Эх, Бек... Такую возможность теряем! Не каждому ученому выпадает шанс на сенсацию хотя бы раз в жизни. А тут — вот оно, само в руки просится! И ты предлагаешь притормозить... Хотя знаешь... Наверное, ты прав. Подождем немного. Кстати, у тебя есть идеи, в какой хотя бы стороне эти доказательства искать? Нельзя же сидеть и тупо надеяться, что в ближайшее время мы найдем еще каких-нибудь реконструированных тобой зверушек... в той же степени сохранности?

— Идеи есть. Но сформулировать пока не могу. Знаешь, непросто описать словами, что творится у меня в башке. Там хаос и бардак. Тяжело художнику мыслить словами или формулами... Первый этап я должен пройти сам. Пойму, как все это изложить — тогда и подключим других сотрудников к проекту. Согласен?

— А что мне еще остается? Разве что спросить, что тебе для этого потребуется...


Бек выдержал небольшую паузу. Прикрыл глаза, запрокинул голову, воздел руки к небу и заговорил гнусавым голосом:


— Двадцать процентов энергии ядра Планеты... Расконсервация и выделение в личное пользование одного из сохранившихся истребителей... Старенького МИГа должно хватить... Неограниченный запас горючего... Свободный доступ к недрам Луны... Вечная жизнь для каждого... Да, еще Байкал придется осушить, но это уже мелочи.


Лео не моргнул глазом: к своеобразному чувству юмора коллеги он давно привык.


— А если серьезно?

— Дай мне отпуск на пару недель. Расширь лимит на домашнее энергопотребление за счет музея. И чтобы ни одна собака не знала, чем я в этом как бы отпуске занимаюсь!

Классификаторы: не выбраны